Новые дома — это «хрущевочный» район, в районе Дворца Спорта. Все школы в округе были со спортивными уклонами. Я занимался футболом. Наш район был типичным для Харькова — наполненным самоуверенными людьми, которые убеждены, что жизнь — дерьмо и они знают о жизни все.

Варианты, когда разные районы выходили «стенка на стенку», конечно, бывали. Тогда было модно выяснять отношения: монтировки в газетках, цепи, нунчаки, обязательно «телескопы» — такие дубинки, которые состоят из набора железных цилиндров.

Помню, однажды на Новый год двоюродная бабушка переоделась Дедом Морозом и я очень ее испугался. Когда она в шапке и с бородой начала что-то говорить, я зарыдал. Почувствовал какой-то подвох.

При соцреализме выбор игрушек был небольшой. Как-то на день рождения друзья родителей подарили мне два одинаковых грузовика. Папа и мама тактично намекали, что это очень круто — иметь два грузовика. Надо же было ситуацию как-то спасать… Не хотелось расстраивать друзей. Поэтому я радовался и пытался сочинить какой-то каламбур, что осталось дождаться третьего грузовика и тогда из них можно будет сделать автопоезд.

На свои первые деньги я купил гитару. Это было в Евпатории, откуда родом мой папа. Я проводил там очень много времени и даже периодически учился в школе. Когда мне было лет пятнадцать я устроился работать — на пляже, уборщиком. Получил официальную зарплату, и мы с мамой пошли в комиссионный магазин и купили болгарскую гитару «Орфей». Красного цвета. Она была с полукруглым грифом — это очень большая редкость, и в ней было не одно отверстие, а два — как в скрипках. Лет десять она была моим талисманом, а потом я подарил ее другу, у которого был сложный период в жизни.

В еде я был очень требовательным. До сих пор не ем то, что мне не понравилось в детстве. Например, мед и все, что напоминает его по цвету и консистенции — варенья, джемы… Никакие бабушкины начинки в пирожках я не любил и она специально для меня делала пирожки «с ничем». Бабушка, конечно, ругалась, потому что приходилась ломать десятилетиями наработанную методику и все причитала: «Ну что это за ребенок! Ну что это за пирожки с ничем?!».

Пределом мечтаний был напиток «Фиеста- лимон». Это было лучшее, что может приключиться с ребенком.

Я не думаю, что мое детство было счастливым. Сложно было. Мы бесконечно переезжали, так как снимали жилье. Мне было 12 лет, когда родители купили квартиру. Как мы радовались! У нас с братом появилась своя комната.

У меня дома жила черепаха Шустрик. Я выводил ее гулять. Шустрик очень любила одуванчики, но ела только желтые цветы, а зелень — нет. И еще у меня была собака — русский спаниель Рэн, который умело притворялся несчастным. Рэн тяжело переносил, когда кто-то уходил из дома. Он должен был всех держать в поле зрения. Я очень люблю собак. Сейчас у меня белый лабрадор, девочка.

Однажды я понес бабушке какие-то вещи и среди прочего — ножницы. Так как я все время забываю расчесываться, то по дороге заметил, что у меня торчит клок волос. Я подошел к витрине, достал ножницы и отрезал его. Естественно, потом мне попало от мамы. Но я никогда не красил волосы. До сих пор нет никаких серег в ушах. Потому что мы — с Новых домов. Это такое харьковское… У харьковских особая походка, которая называется «я не лох» и для них очень важно «правильно» выглядеть в глазах социума. Харьковчане — это украинские ирландцы.

С одеждой у меня все было хорошо, потому что двоюродная бабушка жила в Германии. Она была угнана во время войны. Бабушка постоянно присылала вещи, хотя до определенного времени я не знал о ее существовании — наличие родственников за границей скрывалось. Только лет в 13 я узнал, что часть семьи живет в капстране. Сейчас детям не понять, что тогда значила ГДР-овская курточка. Как ее надо беречь, чистить самому, а не так, что мама в стиральной машине прокрутит и все. Новая вещь была «новой» минимум пол-года.

Я часто влюблялся. Но всегда безответно. Планочку-то задирал и не мог соответствовать.

Помню момент ослепительного детского счастья. Я шел в школу. Был январь, очень холодно, метель, глубокий снег. Я тащил на себе коньки, портфель, сменную обувь, и понимал, что впереди еще пять дней до субботы. Навстречу шел мальчик. Он мне сказал, что школу закрыли на десять дней на карантин. Это было счастье! Я понял, что смогу побыть дома сам, громко слушать музыку, смотреть телевизор в родительской комнате, есть, что захочу, а то, что не захочу — выливать в унитаз.

Я мечтал быть футболистом, но понимал, что вряд ли получится. И мне от этого было очень грустно. С футбола я переключился на музыку. Мы начали репетировать в классе, сделали из парты и пионерских барабанов ударную установку, но в своей школе так и не сыграли. Впервые на Новых домах мы выступили в 2004 году, в День Харькова. И это был один из лучших концертов ТНМК. Присутствовали родители, одноклассники. Это было сияние славы! Настал момент, ради которого и стоило все начинать. Группа организовалась в 1989 году, а получаться что-то стало только через восемь лет. И все эти годы надо было где-то держаться, учиться, зарабатывать деньги, которые мы тратили на записи. Нужно было очень сильно это все любить, хотя особой надежды на то, что получится — не было. Просто были мечты… Шанс — один на миллион. Я сам до сих пор удивляюсь, что у нас все получилось.